Остаться с носом?
Автор: Светлана Бердичевская
teatr-live.ru, 12 декабря 2014 года
Эдмон Ростан «Сирано де Бержерак»
Театр на Малой Бронной
Режиссер Павел Сафонов, художник-постановщик Мариус Яцовскис
Пьеса Ростана «Сирано де Бержерак» любима в театре. И как справедливо писал Максим Горький: « …В ней фабула — не главное, главное в ней – ее герой, сумасброд-гасконец». Роль Сирано – безусловный подарок для любого актера: в этом образе заложена «игровая» притягательность, пафос, который дает уникальную возможность почувствовать скрытый потенциал, сделать вызов. Так было с Александром Домогаровым, который смог превзойти сложившийся стереотип о своей внешности в роли носатого насмешника. Так случилось с Максимом Сухановым, чья мужская харизма никак не укладывалась в привычное представление о романтическом герое. Так вышло и с Григорием Антипенко, в котором режиссер Павел Софонов увидел своего Сирано. И для режиссера, возможно, не так важен сюжет, сколько, безусловно, главный герой и тот мир, который его окружает.
На сцене несколько ржавых конструкций: громадные ящики, некоторые из которых позднее трансформируются в стеллажи для несчетных поэтических рукописей, и гигантская скульптура человеческой ступни . Первая сцена – сбор публики на театральное представление: в главной роли «пустейший из шутов» — актёр Монфлери (Андрей Терехов), которому поэт Сирано де Бержерак запретил появляться в храме Мельпомены. И едва герои спектакля начинают появляться на сцене и существовать в ее пространстве, в них интуитивно узнаешь персонажей знаменитого сказочника-абсурдиста Льюиса Кэрролла. От их внешнего причудливого вида – высоких шляп, цилиндров, тростей, пышных клоунских шароваров, подушек вместо головного убора, странной шапки с висящими ушами – веет абсурдом. И гигантская ступня вдруг предстает чем-то вроде неудавшегося эксперимента по увеличению людей и предметов. Но если можно увеличить, то уменьшить тоже ведь возможно?! И от этого внешнего ощущения появляется внутреннее: интонационный рисунок большинства ролей, наполненный каким-то «нездоровым» темпераментом и постоянной возбужденностью, что усиливает впечатление. И по сути уже само существование независимого, талантливого Сирано, не желающего «забыть о гордости и об искусстве чистом» среди глупости, пошлости и внутреннего уродства этого мира, абсурдно. Григорий Антипенко проживает своего героя невероятно стремительно. Напряженный темпо-ритм, взятый актером с первых секунд своего появления на сцене, не спадает вплоть до трагической развязки.
Нос у Сирано огромен до безобразия. Он действительно становится ему неснимаемой маской, скрывающей большую часть лица. Он вечно взъерошен и носит черный костюм с нелепо укороченными брюками. И если у многих исполнителей этой роли появлялся-таки соблазн подчеркнуть в образе героическое начало (так было с Александром Домогаровым, Сергеем Безруковым) , то Сирано-Антипенко начисто этого лишен. Глубокая, искренняя самоирония, присущая, как мне отчего-то кажется, и самому актеру, пронизывает насквозь и его персонажа. Конечно, герой Ростана невозможен без этого качества. Но в данном случае произошло какое-то исключительное совпадение человеческой сути, личной истории и персонажа. Этого почти невозможно описать, возможно только почувствовать, уловить. И Сирано затмевает в этой истории остальных. Он затмевает красоту «слепой» Роксаны (грациозная и в то же время какая-то невероятно воздушная Ольга Ломоносова); затмевает молодость влюбленного и отнюдь не глупого Кристиана (красавец «печального образа» Дмитрий Варшавский) и комичность графа Де Гиша (обаятельный и несчастный злодей Иван Шабалтас). Он нерв и пульс этого спектакля. Он уверен в себе: в своих поступках, в своем таланте и в своей любви и силе. И только в сцене ночного свидания под балконом Роксаны, когда Сирано приходит на помощь Кристиану, остро чувствуешь, как тяжело ему вкладывать свое чувство, свою поэзию в уста другого. Тяжело физически. Практически до изнеможения. И если в пьесе у Ростана Сирано, спрятавшись среди листвы, шепчет упоительные слова любви, громко повторяемые Кристианом, то в спектакле режиссер заставляет де Бержерака при помощи жестов и мимики передавать смысл любовного объяснения. До изнеможения…
Но зато легко и даже весело дважды в день, рискуя жизнью, под пулями отправлять письма Роксане. Легко голодать и подбадривать других. Легко погибать. Легко освобождаться. Умирая у подножия все той же гигантской ступни, Сирано произнесёт свой знаменитый монолог про «рыцарский султан». И в разрез с собственными последними словами -«Берите всe! Всe! Всe! Но все-таки с собой, кой-что я уношу, как прежде, горделивым, и незапятнанным, и чистым, и красивым…» – он потянется к носу и, словно желая снять его, будет повторять один и тот же жест много раз: «снять». Снять маску. А может быть… отдать?
Источник: http://teatr-live.ru/2014/12/ostatsya-s-nosom/ |