Григорий Антипенко: я набил шишек и живу только по сердцу

Stolitsa.ee, 12 сентября 2019 года
Элла Аграновская

Актер московского Театра им. Вахтангова Григорий Антипенко создал на сцене множество разноплановых образов: профессор Хиггинс в «Пигмалионе», Ясон в «Медее», Сирано де Бержерак, Отелло… И хотя широкой публике этот яркий артист больше всего запомнился телесериалом «Не родись красивой», у нашего зрителя есть возможность убедиться в его сценическом даровании: 16 октября Григорий Антипенко и Татьяна Арнтгольц сыграют свой знаменитый спектакль «Двое на качелях».

Фото Эллы Аграновской

Абсолютно счастливый человек

– Вы играете «Двое на качелях» восьмой сезон. Это много или мало?

– Это хорошо. Спектакли играют и по 20 лет, если позволяет драматургия. Но играть до бесконечности молодого героя невозможно. В прошлом году мне предложили сыграть Чацкого, о котором я мечтал всю свою сознательную жизнь. Я перечитал «Горе от ума» и понял, что уже не могу его играть: перерос.

– Михаил Царёв дебютировал ролью Чацкого на сцене Малого театра в 36 лет, а в телеспектакле сыграл его в 49.

– Безусловно, роль очень хорошая. Но у Грибоедова все нанизано на лирическую линию: первая любовь, первая неудача, первое разочарование, это очень важные темы, изъять их из пьесы невозможно, а для того, чтобы играть, нужно иметь такую же неискушенную душу. Но я на эти юношеские темы высказался полностью, потерял к ним интерес и для себя закрыл.

– В жизни тоже?

– В жизни у меня более зрелые чувства, мысли и отношения – мне об этом интересно говорить со зрителями и с самим собой, а не искать ответы на вопросы, которые тревожили лет 20 назад.

– То есть в наше время понятие «для души» не отменяется?

– А у меня все только для души, по-другому не бывает. Я не зарабатываю целенаправленно деньги и немножко шокирую своих коллег, которые задают мне вопрос: «А как же ты живешь?» – «Я зарабатываю любимым делом». Звездный состав, режиссер, гонорар – меня это всё не интересует, если не лежит душа. Предпочитаю отказаться, потому что ничего хорошего не получится. А поскольку существую по этому принципу, мне хватает и денег, и любимой работы.

– Счастливый человек.

– Абсолютно!

– Всегда так было?

– Я никогда не изменял себе. В юности были заходы, когда смотрел на других и думал: ну, наверное, можно и так, раз они так живут. И предпринимал попытки: пробовал заниматься тем, что мне не нравится, если за это платили большие деньги. И получал по мозгам – оттуда, сверху, это было ощутимо и физически, и нравственно. Набил себе шишек и давно живу только по сердцу.

Блуждания в лабиринтах судьбы

– У вас богатая доактерская биография: «и кидало меня…».

– Поэтому мне есть о чем разговаривать со зрителями. Очень важно, что я никогда не мечтал быть актером – все появилось само собой, так же внезапно, как все остальное в моей жизни. Поэтому могу играть разные роли, опираясь на не чужой, а на свой собственный опыт.

– Все-таки личный жизненный опыт актеру необходим?

– Бывают чудеса, есть такая категория артистов – рожденные со взрослой душой.

– Не ваш случай?

– Лишь отчасти мой. Очень многое пройдено и приобретено ценой собственных ошибок и блужданий в лабиринтах судьбы. В детстве меня не интересовали игрушки, в юности – дискотеки и все такое прочее. Я с детства интересовался биологией, и главными моими игрушками были энциклопедии. Сначала бабушка возила меня в московский Дворец пионеров, а где-то со второго класса стал ездить через весь город самостоятельно, времена еще были нестрашные. Восемь лет наблюдал животных, потом стал наблюдать за людьми.

– Актерская профессия деформирует личность или же, напротив, строит?

–Меня – строит. В какой-то момент я понял, что роли даются нам, в частности, мне, не только потому, что могу через них что-то высказать, или это подарок судьбы, стечение обстоятельств, хотя в случайности я не верю. Прежде всего, это возможность разобраться в себе, в проблемах, которые поджидают тебя в жизни, повод задуматься о чем-то новом, расширить свой кругозор. Если совсем честно, в этом есть что-то эгоистичное: не только порадовать зрителей, а сделать следующий шаг к самопознанию. Я никогда об этом не говорил, но актерская профессия, по сути, «день сурка». Спектакль «Двое на качелях» – это какой-то сумасшедший «день сурка», длящийся уже восемь лет.

Двое на качелях

– Вы от него не устали?

– Мы сыграли, думаю, уже больше четырехсот спектаклей. Нельзя 400 раз выходить на сцену и не задавать себе вопрос: а почему нам это дано? Значит, мы еще что-то для себя не раскрыли, не поняли – нам подарили еще один сезон, чтобы продвинуться дальше. Это очень важно.

– Для вашей партнерши, Татьяны Арнтгольц, тоже?

– Видимо, да.

– Видимо?

– Я же не могу отвечать за нее: у каждого человека свои запросы, свои вопросы к Вселенной: зачем, почему? У нас с ней есть общий язык, мы совпали человечески, это самое удивительное.

– А когда репетировали – ругались, ссорились?

– Никогда. Потом уже были моменты усталости, быть может, какой-то небрежности в отношениях, но это очень быстро пресекалось. Многолетнее актерское содружество – это же маленькая семья, не в прямом смысле – творческая семья: мы зависим друг от друга. Бывает, устаешь – от переездов, от этого бесконечного круговорота событий, и всегда рядом, всегда вместе – необходимо находить человеческие способы притирки, границы, вариации поведения.

– От публики зависит спектакль?

– Зачастую он на сто процентов зависит от публики, от того, насколько активен зритель, насколько стремится к восприятию. Бывают немые залы, абсолютно холодные, сверхзадача – поставить его на уши.

– Звонки мобильных телефонов вас раздражают, расстраивают?

– По-разному. Раньше и злило, и расстраивало. Но это слабость, постепенно избавляемся от нее. Надо с иронией относиться к тому, что мы делаем.

– Люди перестали иронически относиться к самим себе – болезнь нашего времени.

– Да, и это ужасно.

– У всех, чуть ли не поголовно, невероятный апломб, все такие в своих глазах значимые, будто ничего великого до них в мире не было – это они впервые запустили космический корабль и нарядились первой собакой, которая в нем полетела, одновременно.

– А театр – прежде всего, игра, и зритель – ее неотъемлемая часть. Убивать зрителя злобой – как минимум непрофессионально. Есть такие актеры, да и я сам в юности срывался – может, это даже было неплохо, потому что давало какую-то определенную краску, но в плане профессии это не нужно.

Трудно играть, как в колодец

– Актеры часто рассказывают, как их подпитывает энергетика зала. А бывает так, что публика вас сжирает, просто вампирит?

– Хороший вопрос… Сжирает, когда есть ощущение, что ее нет: ты играешь, как в колодец, выплескиваешь туда без остатка все, что в тебе в этот момент есть – и ничего не получаешь, абсолютно. Выходишь на поклон, разрушенный совершенно, а они тебе и на поклоне – три снисходительных хлопка. Такое иногда случается, об этом говорят все актеры, которые постоянно работают в театре. И у каждого артиста свой способ спасаться от такого зала: некоторые абстрагируются, некоторые откровенно посылают… Мы с Татьяной играем для себя. Понимаем, кто там сидит, и говорим: так, сегодня работаем для себя – и играем в совершенном отрыве, смеемся, радуемся жизни. Если они почувствуют, что – грань, если готовы к нам присоединиться, если их втянет в нашу игру – прекрасно. Если нет – мы не потеряли время напрасно, потому что отработали для себя какие-то технические моменты, поиграли с темпом, со смыслами, с настроениями.

– В этом отношении надежнее сериалы: зрители уселись перед телевизором у себя дома на диване – актер не видит, как они реагируют. Вам нравится сниматься в сериалах?

– Нет.

– Но снимаетесь?

– Уже давно не снимаюсь.

– Кто-то с алкоголем завязывает, кто-то с курением, а вы завязали с сериалами?

– Просто нет предложений, которые меня заинтересовали. Для меня сериал – «Шерлок Холмс», или «Вечный зов», или «Семнадцать мгновений весны», их можно пересматривать бесконечно. Это очень талантливо, начиная с постановочной части и заканчивая последним актером в последнем эпизоде – все продумано. Когда меня приглашают на какие-то очередные пробы, говорю: сначала посмотрю, потом скажу, приеду на пробы или нет. Прихожу, смотрю – неинтересно. Все зависит от масштаба личности режиссера, а живем мы в такое время, когда личность – это такой дефицит! Художественный руководитель нашего театра Римас Туминас – очень непростой, очень противоречивый человек, но – личность. И я благодарен судьбе за то, что могу смотреть, как он работает, видеть и чувствовать, какая магия происходит в этот момент. Ну и зачем мне какие-то сериалы?