– Григорий, вы как-то сказали, что в Вас течет армянская кровь.
Григорий Антипенко: Есть и белорусская. Мой отец родом из деревни под Могилевом. И практически каждое лето мы ездили туда. Помогали бабушке, сено заготавливали. Поэтому, если попадаю в деревню к незнакомым людям, они диву даются – откуда я все эти навыки приобрел. В общем, всё оттуда. Все мы родом из детства. Сейчас в деревне уже никого не осталось. Но память жива.
Татьяна Арнтгольц: О Беларуси я слышала от своих родителей. Они с калининградским драматическим театром приезжали в ваш город на гастроли. Я очень хорошо помню разговоры про Гродно, что это очень замечательный город.
– Со спектаклем «Двое на качелях» вы гастролировали по разным городам и странам. Зрители вас одинаково принимают?
Г. А.: Мы не так давно играем этот спектакль. В каждом городе свои особенности. Чем он театральнее и демократичнее, тем прием лучше. Надо сказать, что в Минске всё равно лучше, чем в Гродно принимают, потому что это столичный город. Там больше театров. Более живые, эмоциональные зрители. Соответственно, с ними проще работать. Хотя зал сегодня был хороший. Гастролировали по Израилю. Иерусалим сложный город. Публика религиозная, тяжело воспринимает юмор. Зрители после спектаклей аплодируют. При том они очень неэмоциональные. Сложно понять – нравится им спектакль или нет. Я вообще задаюсь вопросом: зачем там ходят в театр? А вот Тель-Авив, Хайфа – более театральные города.
В восторге от театра
– Вам раньше доводилось работать вместе?
Т. А.: Это наша первая совместная театральная работа. Вместе снимались в сериале «Талисман любви». Но тогда наши герои не пересекались по сюжету, поэтому на площадке мы практически не встречались. И благодаря работе в спектакле «Двое на качелях» я очень многому научилась. После него мы по полтора-два часа разговариваем с режиссером. Пьеса очень глубокая. И тут есть куда расти.
Г. А.: Многие актеры движутся постоянно, и потолка для роста не существует. Поэтому приходите через год – и увидите другой спектакль. Работать постоянно необходимо, иначе можно превратиться в мертвятину. И тогда видно, что актер не играет, у него нет никакого трепета.
– Доводилось переносить фразы своих героев в жизнь?
Г. А.: Конечно. Мы же постоянно в этом творческом винегрете находимся. Повторяю какие-то монологи из сложных, серьезных спектаклей. Неосознанно. Бывает, еду в машине и начинаю говорить. Когда очень много хорошей театральной работы, в подсознании появляются подуровни.
– Где для вас интереснее – в театре или кино?
Г. А.: В театре. Кино переживает не лучшие времена. Нет больших, серьезных режиссеров. Те, кто были, не снимают ничего интересного. Если есть хоть один фактор – хорошая актерская команда или режиссер, уже можно сниматься. Но часто, особенно в последнее время, отказываюсь от предложений, когда чувствую, что кино будет проходным.
Т. А.: У меня на самом деле это первая серьезная любимая театральная работа. Это спектакль, которого жду. Теперь я понимаю разницу: что такое кино и что такое театр. После выпуска «Качелей» активно снималась, и мне было так невыносимо скучно. Казалось, что у меня время идет впустую, что я ничего не приобретаю. Какой-то неживой процесс. И я понимаю, почему Гриша тяжело соглашается на кинороли, потому что у него замечательные театральные работы. Пересмотрела все спектакли с его участием. Считаю, что это режиссерские подарки. И я сейчас уже с нетерпением жду именно новые театральные работы.
Г. А.: Когда читаю нуду наших современников, которые откровенно бездарны, не понимаю, как это соглашаются снимать продюсеры и утверждают каналы. Это читать невозможно, не то что произносить и играть. А когда еще узнаешь, кто снимает и какая актерская команда подобрана… Да, я вижу, что если тебя нет годик-два в серьезных кинопроектах – начинают подзабывать. Но это не заставит лично меня переметнуться назад.
– Григорий, кто ваш главный критик?
Г. А.: Если бы такой человек существовал, то каких-то спектаклей не было бы. Потому что они кому-то нравятся, кому-то нет. А эти люди все достаточно творческие. Могут сказать: «Кошмар». И если поддаться настроению этих людей, то, в общем, как играть и выходить на сцену? И мы уже научились дозировать высказывания со стороны – зрителей, людей творческих. Чтобы не разрушать то, что играем. В кино понятно: сняли и сняли, сказали – и забыли. А в театре с ощущением, что ты плох, нельзя выходить на сцену. Это всё чувствуется и передается зрителю.
– В какой професии, может, еще хотели бы себя попробовать?
Г. А.: В профессии режиссера. Просто нужно захотеть что-то снять. Так захотеть, что просто невозможно. Пока такого материала нет, я не буду заниматься этим. Сходил на курсы, понял, что это мое. Но пока отложил эту профессию в сторонку. К режиссуре когда-нибудь обязательно обращусь.
– Вы спорите с режиссерами?
Г. А.: Всегда. Если вижу, что передо мной сидит бездарность, которая ничего не понимает в профессии, могу поиздеваться над нею, сказать «спасибо за пробы» и уехать, внеся режиссера в свой черный список. Таких много – это просто удобные для каналов и продюсеров люди, которые не умеют ничего творческого делать, а могут просто подчиняться. Сейчас, к сожалению, мало художников, в основном ремесленники.
– Игра каких актеров вас больше всего поразила в последнее время?
Г. А.: Потряс спектакль с участием Чулпан Хаматовой и Алены Бабенко. Слава Богу, что у Чулпан нет этих халявных сериалов.
Т. А.: Недавно посмотрела серьезный спектакль «Медея» с Юлией Рутберг и Гришей в зале на 60 мест. Считаю, что Юля вообще актриса сумасшедшей величины, от которой просто невозможно оторвать глаз. У Гриши замечательная работа.
В поисках мудрости
– Какие качества в женщине вы цените сегодня больше всего?
Г. А.: Все добродетели нам нравятся (смеется). При этом было бы неплохо для девушки иметь ум и мудрость. Это редчайшие качества. И когда подобные персонажи появляются на твоем небосклоне… А еще если эти качества сочетаются…
Т. А.: Причем мудрость – это то качество, которое не приобретается, а дается природой. Поэтому оно и редкое. За что и ценится.
– А как относитесь к тому, когда женщина первой признается в любви?
Т. А.: Не знаю. Разные бывают ситуации, случаи и мужчины. Считаю, о любви надо говорить. Ведь далеко не все встречают ее, умеют любить.
Г. А.: Мне частенько девушки признавались в любви. И это сразу отталкивает. Потому что, во-первых, это просто. На самом деле, человеку умному и чуткому, если есть контакт, совсем не нужно говорить об этом. Я не сторонник словословить, живу по сердцу. Всегда прислушиваюсь, что происходит у меня внутри. И мой душевный внутренний аппарат никогда не обманывает, первые мои впечатления, как правило, самые правильные. Но сейчас как-то всё примитизировалось: «Я люблю тебя» – Я тоже». «Пойдем?» – «Пойдем». «Пока» – «Пока». Я за то, чтобы в отношениях возникала тонкость, непонятность. За счет этих тонкостей поэтика мира и существует.
– Григорий, какую роль сыграл в вашей жизни сериал «Не родись красивой»?
Г. А.: Я думал, что этот сериал не забудут никогда. Забывают! И я очень рад этому обстоятельству! Уже сейчас по зрителю вижу, что эхом раздается: был какой-то там Андрей Палыч. Зритель в зале уже говорит: «О, Танюша Арнтгольц!» И мне не обидно, это заслуженно. Потому что, когда тебя воспринимали только как Андрея Палыча, Андрея Жданова, я думал: «О, Господи, когда же это закончится!» Это стирается. И теперь уже зритель может тебя адекватно воспринимать как актера, а не персонажа с телеэкрана. Важно, что прочувствовал это при жизни. Сейчас уже зритель смотрит на меня и говорит: а что это за актер? Да, если бы не этот сериал, я бы не был сейчас такой фигурой в театре. Ведь режиссеры выбирают медийные лица. Это важная отправная точка, чтобы дать главную роль в спектакле. Поэтому сериал «Не родись красивой» сыграл свою роль. Но, надеюсь, в кино и театре будут другие роли, другого уровня и другого качества.
– На ваш взгляд, важно родиться красивым или счастливым?
Г. А.: Я знаю очень много людей гармоничных, но некрасивых. Но когда они по-настоящему талантливы, забываешь моментально, что у них есть какие-то изъяны. Они намного красивее всех счастливых внешне. Как они делают, говорят! Но сейчас, в этот век телевизионного гламура, людям не интересно, что в душе у других, главное – обложка. И смотришь на этих тупых людей. Открыл рот – и до свидания, выключил телевизор, забыл навсегда. Так и в журналистике остались считанные величины. Они другим берут – талантом. Например, Познер. Смотришь – и думаешь: «О, Боже, как он говорит, как мыслит!» Тебе интересно, что он выдаст.
– Григорий, вы увлекаетесь альпинизмом. Какую последнюю вершину покорили?
Г. А.: Три года подряд покоряю семитысячники. В этом году запланирован четвертый. У меня под лето начинаются психоз и «наркотическая» ломка, потому что понимаю: всё, приходит время. Я бегаю по магазинам и покупаю то, что мне не хватает – различные причиндалы, билеты. Так что в июле-августе меня ждут горы.
– Любите свободу?
Г. А.: Ко-не-чно!
– Что бы вы хотели пожелать гродненским зрителям?
Г. А.: Ходите в театр. Я не знаком с репертуаром гродненского театра, но очень хочется, чтобы зритель не ленился, работал здесь душой, к чему-то стремился и образовывался.
Т. А.: И выключал телефоны.
Г. А.: Надо актеров и себя уважать. Это же невыносимо стыдно, когда после 105-го предупреждения звонит телефон – и ты начинаешь судорожно его искать. Я не понимаю этих людей, не понимаю, почему они ходят в театр. Актеры и работают для того, чтобы зритель рос, куда-то двигался и к чему-то стремился. Это наша миссия. Хорошо, что есть зрители, которые нуждаются в этом. Да, разные бывают жанры. Комедия – это тоже жанр нужный и важный. Но когда тенденция в театре идет в сторону комедийности… Проще посмотреть сериал, хихихать над ситкомами. Там подсказывают, когда смеяться нужно.
– Татьяна, когда вы чувствовали себя в последний раз счастливой?
Т. А. (улыбается): Знаете, я не могу вспомнить, когда бы говорила: «Боже, как мне не повезло, как всё плохо в моей жизни».
